Когда корреспондент журнала "Ридерз Дайджест" спросил у Ростроповича: "Это правда, что вы женились на женщине через четыре дня после знакомства?", музыкант ответил: «Правда!» На следующий вопрос: "А что вы думаете по этому поводу теперь?" Ростропович ответил: "Думаю, что потерял четыре дня!"
Галина Вишневская и Мстислав Ростропович составили одну из самых выдающихся музыкальных пар в мировой истории. Каждый из них обладал невероятным по глубине талантом, а об истории их любви слагают легенды.
Галина Вишневская и Мстислав Ростропович - биография знакомства
Весна 1955 года. Москва. Ресторан «Метрополь». Идет официальный прием в честь одной из иностранных делегаций. Приглашены самые именитые гости, в их числе примадонна Большого театра Галина Вишневская. Молодой виолончелист Мстислав Ростропович всегда скучал в обществе нудных чиновников и их разодетых спутниц. По своему обыкновению он собирался незаметно исчезнуть, но вдруг...
Музыкант поднял голову и обомлел. По лестнице прямо навстречу ему спускалась богиня! Красивая брюнетка с глазами львицы и грацией лани. «Она будет моей!» - ни с того ни с сего прошептал он другу. Тот лишь усмехнулся. За обедом Ростропович растолкал локтями гостей и сел рядом с Вишневской, а затем вызвался ее проводить. «Между прочим, я замужем!» - кокетливо заметила прима. «Между прочим, это мы еще посмотрим!» - парировал музыкант.
На следующий день они оба летели на гастроли в Прагу. Ростропович взял с собой все костюмы и галстуки и менял их каждый день - хотел произвести впечатление. Худой, нескладный, в очках с толстыми линзами, в 28 лет уже лысеющий, - совсем не похож на романтического героя.
А у нее разгар блестящей карьеры, десятилетний брак и надежный, любящий муж. Но красивые искренние ухаживания Мстислава произвели на Галину впечатление. Да и какой женщине не польстит подобное внимание? Кроме того, в Ростроповиче чувствовалась порода: аристократизм, интеллект, культура - все то, что притягивало Вишневскую.
Галина Вишневская - биография
Сама она была из низов. Галину воспитывала бабушка: мать сбежала с очередным любовником, а отец пил по-черному. Бедность на грани нищеты, голод, ругань, пьяные драки, дворовое воспитание... Но трудности не сломали Галину, а наоборот, закалили ее характер. Ей еще не исполнилось и семнадцати, когда она вышла замуж за морского офицера Вишневского, но брак не удался.
Удивительные природные певческие способности позволили ей устроиться в областной ансамбль оперетты. Там-то она и встретила Марка Ильича Рубина, директора ансамбля, который влюбился в молодую талантливую певицу. Влюбился настолько, что даже разница в возрасте в двадцать два года его не останавливала.
Галина ответила на чувства и вышла за Рубина замуж, а в 1945 году у них родился сын. Но материнское счастье было недолгим. Через два месяца малыш внезапно умер. Восемнадцатилетняя Галина была вне себя от горя. Спасла лишь работа. Она полностью посвятила себя карьере, уже перестала верить в любовь, привыкла к вниманию мужчин-поклонников. Но на ее пути появился Ростропович и перевернул всю ее жизнь...
Мстислав Ростропович - биография
Мстислав Ростропович родился в семье известного виолончелиста, польского дворянина Леопольда Ростроповича и пианистки Софьи Федотовой. Его дед Витольд Ганнибалович Ростропович был известным пианистом. От своих предков Мстислав унаследовал развитое воображение, безупречный вкус и влюбчивость.
Молодой музыкант искал в женщине не только красоту, но и ум, и талант. Он увлекался Майей Плисецкой , Зарой Долухановой, Аллой Шелест, а после их свадьбы с Вишневской в музыкальных кругах коллеги тут же пустили шутку: «Маялся-маялся, зарился-зарился, шелестел-шелестел, а подавился вишневой косточкой». Но он не обижался. Пусть говорят!
Галина Вишневская и Мстислав Ростропович - история любви
Их роман на фестивале «Пражская весна» развивался стремительно. Через четыре дня пара вернулась в Москву, и Ростропович поставил ультиматум: «Или ты переезжаешь жить ко мне, или между нами все кончено». Вишневская была в замешательстве. Решение пришло само собой. Когда ее муж вышел в магазин за продуктами, она быстро собрала чемодан и села в такси...
Мстислав Ростропович - "Богатый и гениальный"
Первое время жили с матерью и сестрой Мстислава, уже потом своими концертами заработали на отдельную квартиру. Судьба подарила ей еще раз шанс испытать счастье материнства. Вишневская забеременела. Ростропович был счастлив. Каждый вечер читал сонеты Шекспира, чтобы приобщить будущего ребенка к прекрасному.
Когда пришло время рожать, он был на гастролях в Англии. По приезде домой Ростропович одарил любимую женщину дорогими подарками: роскошной шубой, французскими духами, дорогими тканями для концертных нарядов.
А она знала: ее «богатый и гениальный Ростропович», как его называли английские газеты, чтобы иметь возможность привезти подарки, экономил деньги на своих обедах, потому что большую часть приходилось сдавать в советское посольство. Однажды после гастролей в США его вызвали в посольство СССР и попросили сдать гонорар. Он уехал за деньгами, забрал сверток из дома и на всю сумму купил антикварную китайскую вазу. Привез ее в посольство и на глазах удивленных дипломатов разбил об пол. Наклонился, взял небольшой кусок и сказал: «Вот это - мое, а все остальное - ваше».
Жизнь в изгнании
Дочь Ольга появилась на свет в марте 1956 года, а через два года в семье родилась еще одна девочка - Елена. Своих дочерей Ростропович буквально боготворил. С ранних лет он занимался с ними музыкой, запрещал носить модные джинсы, чтобы на них не заглядывались мальчишки, старался проводить в кругу семьи как можно больше времени.
Жить бы да радоваться, но... Роковым для Вишневской и Ростроповича стало их решение поселить на своей даче опального Солженицына и написать письмо Брежневу в его защиту. Ростропович был вызван в министерство культуры. Екатерина Фурцева разразилась угрозами: «Вы покрываете Солженицына! Он живет у вас на даче. В течение года мы не будем пускать вас за границу». Тот, пожав плечами, ответил: «Вот уж никогда не считал, что выступать перед своим народом - наказание!»
Супругам стали срывать график концертов, не давали гастролировать, записываться на радио. На отъезде из страны настояла Галина: другого выхода из ситуации она не видела. В 1974 году им выдали выездные визы, пара эмигрировала в США. Внезапно Ростропович и Вишневская оказались в политическом, творческом и финансовом вакууме.
Первой пришла в себя Галина. Не раскисать. Не опускать руки. Не впадать в панику. Они же звезды с мировыми именами! Сильный характер и жизненная хватка помогли Вишневской устроиться за рубежом.
А на родине меж тем гонения продолжались. В 1978 году Указом Президиума Верховного Совета СССР Вишневскую и Ростроповича лишили гражданства, всех почетных званий и наград. Узнали об этом из новостей по телевизору. Путь на родину был отрезан.
Жизнь в эмиграции подарила Ростроповичам все то, что не смогла дать им родная страна: богатство, свободу, новые творческие проекты. На шестидесятилетие виолончелиста в Вашингтоне собрался цвет американской интеллигенции: светила музыкального мира, выдающиеся писатели, общественные деятели. Ростроповича назвали «музыкантом года».
Английская королева посвятила его в рыцари ордена Британской империи, Франция наградила орденом Почетного легиона, Германия - Офицерским крестом за заслуги. Казалось бы, вот оно признание, полный успех. И все было великолепно, если бы... Если бы не угнетающая тоска по родине.
Галина Вишневская и Мстислав Ростропович - Возвращение
В январе 1990 года Ростроповичу и Вишневской вернули российское гражданство, а спустя год музыканты вернулись в Москву. Наконец-то они дома! Страна рукоплескала, преклоняясь перед мужеством и талантом этой пары, на долю которой выпало столько испытаний.
Но мировая слава не изменила этих людей. Ни заносчивости, ни тем более «звездности», чванливости и напыщенности в них не замечали. Они по-прежнему оставались верны себе и друг другу. Мстислав Ростропович... Гениальный виолончелист, дирижер, меценат, правозащитник и при всем этом открытый, простой в общении человек.
Сколько раз он сбегал с помпезных официальных приемов, чтобы по просьбе педагогов прослушать детей в обычной музыкальной школе. Дети ведь... Всем крабам и трюфелям предпочитал водочку и соленый огурчик или грибочки с капустой. Так, по-простому, но главное, с душой! К нему можно было подойти, пожать руку и сфотографироваться. И он никогда не отказывал.
Иногда Галина не выдерживала и укоряла мужа: «Слава, надо отдохнуть, ну нельзя же так. Ты один, на всех тебя не хватит!» Он лишь махал рукой: «Ничего-ничего, это быстро» - и снова мчался на фестиваль, встречу, концерт, открытие. Слушал, говорил, выбивал у администраций что-то для школ, учил, играл... И снова по кругу, не требуя ничего взамен.
2007 год, апрель. Все цветет, все живет. Природа неизменна, меняемся лишь мы - стареем, угасаем, уходим... Мстислав Леопольдович начал болеть, дошло дело до операции. Приговор: рак печени. Нет, этого не может быть! Он не верил. Как же так? Он полон творческих планов, даже нашел в себе силы провести концерты к столетию Шостаковича, открыть в Воронеже его музей... Лишь Галина смотрела на такого родного, любимого ею человека и все понимала. Но воля, характер не позволили ей раскисать. Держаться!
Его не стало рано утром 27 апреля 2007 года. До последней минуты и дочери, и Галина были рядом. Он ушел, не прощаясь с ними, до конца верил: вот станет получше... Покидать этот мир в его планы не входило.
Встреча через 5 лет
Они были вместе, пока смерть не разлучила их. Пара исключительно талантливых, действительно звездных, всемирно известных людей, полубогов, которые, тем не менее, оставались людьми с большой буквы, о чем ярко свидетельствуют их поступки, в частности - активное участие в благотворительных акциях. Первым покинул этот мир Мстислав Ростропович. Увы, болезни убивают даже святых. Галина осталась одна, без своей земной половинки.
Эти годы она жила достойно, не спекулируя именем мужа, чем многие не погнушались бы, ради извлечения выгоды. Нет, она хранила свою любовь так же бережно, как и при жизни мужа, ни делом, ни словом не оскорбив и не унизив память о нем. О них говорят их земные дела. Известность не сделала их снобами. Богатство не вытравило из них человечности.
Всю свою жизнь они посвятили искусству, а их искусство было для всех, независимо от социального положения или степени зажиточности. Пусть эта замечательная пара, всю жизнь трепетно и нежно любившая друг друга встретится на небесах. И вновь будут вместе, и этим счастливы. Дай им Бог.
Галина Вишневская – удивительно талантливая оперная певица, выдающийся педагог. На протяжении длительного времени ее голосом восхищались не только в России, но и далеко за ее пределами. Биография Галины Вишневской – яркий пример того, как человек должен и может переносить все превратности судьбы.
Детские годы
Родилась Галина Павловна Вишневская в Ленинграде 25 октября 1926 года. О ее отце и матери практически ничего не известно. Детство будущей оперной дивы было омрачено разводом родителей, который она переживала очень тяжело. Чтобы хоть немного сгладить боль, ее отправили к бабушке, которая фактически и воспитала девочку.
Позже, в одном из интервью, Галина Павловна призналась, что родители были для нее совершенно чужими людьми. Отец был репрессирован. А когда после 13 лет разлуки девушка встретилась наконец со своей матерью, та ее попросту не узнала. Блокада Ленинграда стала очередным испытанием судьбы – в это чрезвычайно тяжелое время умерла любимая бабушка Вишневской, единственный в то время ее родной человек.
В 16 лет, в годы войны, Галина Вишневская была зачислена в одну из частей ПВО. Здесь сразу заметили ее талант – девушка имела невероятно сильный, красивый голос. Несмотря на военное время, у Галины появилась возможность заниматься творчеством: она постоянно участвовала в концертах для защитников. Чуть позже она устроилась работать в Дом культуры в Выборге, где также постоянно проводились концерты.
Незадолго до окончания войны девушка начала учиться в музыкальной школе. А спустя еще немного времени стала солисткой хора Ленинградского театра оперетты. Это был судьбоносный момент в жизни певицы и начало ее блестящей карьеры.
Жизнь на сцене
Ее приняли в театр как стажера, но уже вскоре предложили исполнять одну из главных партий в опере «Фиделио». Выступление молодой исполнительницы имело ошеломительный успех: и зрители, и даже критики были в восторге. Талантливая певица довольно быстро стала примой театра – ей начали предлагать главные партии в самых популярных оперных постановках. Среди выдающихся работ Вишневской можно назвать оперы:
- «Евгений Онегин».
- «Снегурочка».
- «Свадьба Фигаро».
- «Аида».
- «Война и мир».
- «Фауст».
Галина Вишневская – одна из немногих личностей среди артистов российских театров, кто сумел добиться успеха не только на родине, но и далеко за ее пределами. Она много гастролировала, в 50-60-х годах значительная часть выступлений певицы прошла на лучших мировых сценах. Ее приглашали выступать в США, Италии, Франции, Великобритании – и везде партиями Галины Вишневской восхищались. Она работала с лучшими дирижерами того времени, а ее партнерами по сцене были всемирно известные оперные исполнители.
Но, несмотря на огромную любовь зрителей, карьера Вишневской внезапно пошла на спад. Ей перестали предлагать партии в спектаклях, запрещали записывать пластинки. Причина была политической: Галина Вишневская с мужем предложили пожить на их даче диссиденту Александру Солженицыну, а затем опубликовали открытое письмо, в котором откровенно его поддержали. Это не могло остаться незамеченным правительством.
Певица не могла, да и не хотела жить вне сцены. Поэтому, видя активное противостояние властей, она решилась на отчаянный шаг – покинуть Россию. И уговорила супруга, виолончелиста Мстислава Ростроповича, переехать в Европу – там ее почитали, невзирая на политические взгляды. В результате в 1974 году Вишневская с мужем и дочерьми обосновались во Франции, затем некоторое время жили в США, Великобритании.
В 1982 году оперная дива пела на сцене в последний раз. В театре «Гранд-Опера», в Париже, Галина Вишневская исполнила главную партию в «Евгении Онегине». В дальнейшем она занималась исключительно преподаванием.
Незадолго до распада СССР Вишневская с семьей все же смогла вернуться в Россию. Более того, ей и ее мужу вернули не только гражданство, но и все ранее отнятые почести. Впрочем, прославленные музыканты не приняли этих милостей от государства: «Мы не просили лишать нас гражданства, не просим и вернуть его». И до самой смерти Галина Павловна жила в России по швейцарскому паспорту.
Ее талантом по-прежнему восхищались. Поэтому, несмотря на преклонный возраст, Галина Вишневская вернулась на сцену. Правда, уже как актриса драматического театра – МХТ им. Чехова. Она сыграла главные роли во многих спектаклях, снялась в нескольких кинокартинах.
Кроме того, певица выпустила несколько книг. Первая – «Галина» – была издана еще в 1984 году за границей. В ней певица достаточно жестко, в негативном ключе, пишет о политическом строе в СССР. Спустя несколько лет, в эпоху перестройки, книгу выпустили и в России. Вторая книга Вишневской – «Галина. История жизни» – вышла из печати в преддверии юбилея легенды оперной сцены в 2011 году.
В 2002 году в Москве был основан Центр оперного пения. Галина Павловна руководила им до самой смерти.
Семья и дети
Личная жизнь Галины Вишневской была достаточно насыщенной. Невероятно красивая, миниатюрная, она всегда привлекала внимание мужчин.
Расставанием закончился и второй брак оперной дивы – в 1944 году она стала женой Марка Рубина, руководителя Ленинградского театра оперетты. Некоторое время они жили в гражданском браке, позже оформили отношения. В 1945 году женщина впервые стала матерью – у нее родился сын Илья, проживший, к сожалению, совсем немного (мальчик умер в 1945 году от туберкулеза). В 1955 году супруги расстались.
И только третий брак стал для певицы счастливым. Галина Вишневская и Мстислав Ростропович были знакомы всего четыре дня, но и этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы понять, что они буквально созданы друг для друга. Они вместе работали, вместе переживали тяжелые репрессии правительства, вместе покинули страну и спустя много лет все так же вместе вернулись. В браке у Галины родились две дочери – Ольга и Елена.
Галина Вишневская награждена большим количеством наград (их полный перечень можно найти на странице певицы в Википедии), ее именем названы улицы, музыкальные школы и даже самолет. А еще ее имя носит малая планета № 4919. Автор: Наталья Невмывакова
Природа гармонично соединила в ней талант, красоту и силу характера. Галина Вишневская — одна из выдающихся оперных певиц 20 века.
В юные годы жизни Галины Вишневской один за другим следовали тяжелые испытания и потрясения. Отец ее был репрессирован, а в годы ВОВ юная Галина пережила блокаду. Во время войны Галина Вишневская прошла службу в войсках ПВО, а в 1944 году получила начальное музыкальное образование.
Ее талант к оперному исполнению признавали все педагоги, у Галины Вишневской был от природы поставленный голос.
Творческая биография Вишневской началась в середине 40-х годов на сцене ленинградского театра оперетты.
Большая сцена влекла юную певицу. В 1952 году в биографии Галины Вишневской наступает судьбоносный момент — она принята на стажировку в Большой театр Москвы, несмотря на отсутствие академического музыкального образования. Галина Вишневская брала частные уроки и много работала самостоятельно над своим волшебным сопрано.
По словам дирекции театра вскоре стало ясно, что певица Галина Вишневская — будущая прима главной сцены страны. «Не ей повезло, а, безусловно, театру». Вскоре все ведущие партии репертуара большого театра принадлежали Вишневской. Вишневская блистательно поет в операх Чайковского, Римского-Корсакова, Верди, Пуччини.
В 1955 году Галина Вишневская встретила любовь всей своей жизни. Певица, обладающая потрясающей красотой, побывала уже дважды замужем, но будущим блистательным виолончелистом Мстиславом Ростроповичем увлеклась сразу и на всю жизнь. Их брак зарегистрирован после 4-х дней знакомства.
В 60-х Вишневская покоряет мировые театральные подмостки. Она выступает Ковен-гаден (Лондон), в Метрополитен-опера (Нью-Йорк), в Ла-Скала (Милан), в Гранд-опера (Париж).
Вишневскую приглашают сниматься в кино. Такая внешность не может оставить равнодушной ни режиссеров, ни зрителей.
За время своей творческой биографии Вишневская работала со многими музыкальными знаменитостями современности. Она записывала свои исполнения в сопровождении самых лучших оркестров мира и выдающихся дирижеров и композиторов 20 века.
Безоблачная жизнь в СССР творчески состоявшейся элитарной советской певицы, актрисы, живущей счастливо в семейной жизни, Галины Вишневской закончилась в начале 70-х, когда вместе с мужем Ростроповичем она предоставила убежище гонимому властью философу Солженицыну у себя на даче.
Партия и лично тов. Брежнев не могли стерпеть такого оскорбления от ведущей примы Большого театра. Чтобы «урезонить» ранее вполне «политнадежную и выездную» Вишневскую ей вручают орден Ленина.
Но, не отказавшись от покровительства опального Солженицына, вскоре Вишневская и Ростропович сами становятся неугодными. В 1978 году лишенные советского гражданства они окончательно покидают СССР и возвращаются лишь в 1990 году.
За время пребывания за границей успешный творческий дуэт Вишневской и Ростроповича приобретает поистине грандиозную славу.
По возвращении в СССР Галина Вишневская не приняла обратно гражданство, отметив, что «не просила его отбирать и вновь возвращать».
Свои творческие переживания, разочарования, надежды Галина Вишневская описывает в интереснейшей автобиографической книге «Галина», которая впервые вышла в США в 1984 году. Книга была издана во многих странах, а затем разлетелась как бестселлер в СССР в 1991 году.
В 90-х Вишневская становится профессором московской консерватории. В 1993 году она закончила карьеру оперной певицы и с успехом выступала на сцене МХТ им. Чехова в Москве, снималась в кино.
Галина Вишневская занимала активную гражданскую позицию, вела благотворительную деятельность.
Скончалась великая русская оперная певица Галина Вишневская на 87 году жизни 11 декабря 2012 года, похоронена на Новодевичьем кладбище в Москве.
В память о выдающейся певице ее именем названы музыкальные школы в Москве и Санкт-Петербурге, на небесной орбите одна из малых планет Солнечной системы теперь носит имя Галины Вишневской.
Уходят последние из могикан, объединявших народы постсоветского пространства, даже когда страны под названием Советский Союз уже не было на картах мира.
Галина Павловна Вишневская скончалась на 87-м году жизни в Москве.
Это отрывки одного из последних интервью Галины Вишневской.
– У вас всегда была репутация примадонны с характером…
– Это не примадоннский характер. Мой характер из детства. Я же росла сиротой при живых родителях. Меня шести недель от роду подсунули бабушке и забыли о том, что я существую. Бывало, накинется на меня кто-нибудь из соседских: «Капризная, ничего не умеет делать, белоручкой растет». А бабушка в ответ: «Ладно уж, за своими лучше смотри! Накинулись все на сиротку! Радуются…» Я до сих пор помню, чувствую, как ужасно это слово «сиротка» меня обижало и оскорбляло. И я хотела родителям обязательно доказать, как они были не правы, когда меня бросили. Я всем твердила: «Вырасту и стану артисткой!» Я все время пела. Меня дразнили «Галька-артистка». А я думала, вот родители будут плакать, когда поймут, кого они бросили, а я буду проходить мимо них с гордо поднятой головой.
– А если бы в вашей жизни не было Большого театра, вы бы состоялись как певица?
– Не знаю, потому что у меня, конечно, в театре были особые условия. За границей таких условий не бывает, там постоянная борьба, в твои проблемы или самочувствие никто вникать не станет: вышел на сцену - пой! А в Большом театре я и в полтретьего дня могла отказаться от спектакля. К тому же в театре всегда был уникальный ансамбль солистов. Да еще все свои партии я сделала с великим Борисом Покровским! Где я имела бы такую возможность?
Покровскому я абсолютно верила в профессии. Как на репетициях кричал Покровский! «Дура, корова!» Другие артистки злились, бегали жаловаться, плакали... А я не обижалась: в одно ухо влетало, в другое вылетало. Воспринимала это не как грубость, а как допинг. Раз кричит - значит, хочет из меня что-то важное «вытащить». Все мои роли - от первой до последней – это его работа. Даже если были не его спектакли, я к нему приходила, чтобы он со мной позанимался. Он никогда не отказывал. Он любил со мной работать. Потому что я люблю репетировать. Для меня это самое главное и интересное в театре. Ведь когда я поступила в Большой, вообще не знала никаких партий. Взлетела в один день и сразу заняла первое положение. В свой первый сезон получила премьеру – «Фиделио» Бетховена с Покровским и Мелик-Пашаевым. Я думаю, мало таких сюжетов в истории оперного театра. Я пришла уже артистически раскрепощенной, свободной, потому что до этого уже восемь лет была на сцене - четыре года на эстраде, и столько же в оперетте.
Лучшие дня
– Вас многие не любили за это чувство свободы и страшно завидовали...
– Да уж, сколько было интриг, склок и подлостей. Помню, Слава привез мне шубу из Лондона. Это была моя первая шуба! Повесила я ее в артистической и пошла заниматься. Возвращаюсь – вся спина красным лаком для ногтей залита. Несколько ночей сидела этот лак отколупывала. Надо было отчистить каждую ворсинку, при этом нельзя же ацетон использовать – будет пятно... Я тогда пальцы себе чуть не до мяса разодрала. Но все отчистила. Противно, но ничего не поделаешь. Привыкаешь. Я с 17 лет была на сцене. Для меня это нормальный образ жизни. И так называемых «соперниц» тоже понять можно. Например, если «Евгений Онегин» идет за сезон раз пять, а хороших певиц, исполняющих партию Татьяны – семь или даже восемь, и они сидят на «скамейке запасных», и мечтают, чтобы та, кому достался заветный спектакль, голос потеряла или ногу сломала. В Большом театре оперная труппа была более ста человек. Все самые лучшие певцы страны, как только появлялись, тут же отправлялись в Большой. А ныне театрально-закулисные нравы стали еще жестче.
– А что вам самой больше всего нравилось в певице Галине Вишневской?
– Я ее воспринимаю только как голос. Может быть, потому, что я певица. Несмотря на то, что я, конечно, вижу: прекрасная фигура, тонкие черты лица – все есть. К тому же актриса. Красивая женщина, что тут кокетничать, я что – маленькая. Но для меня самое главное в ней это голос молодой девушки, серебристого тембра. Я всегда пела партии молодых: Наташа Ростова, Татьяна, Лиза, Марфа – абсолютное слияние голоса и образа. Дело в том, что мне голос был дан природой. Я открывала рот, и сразу у меня включались все нужные резонаторы. Когда разучивала партию, я моментально схватывала суть образа музыкальную, сценическую, и уже от этого шла работа над нюансами.
– Отъезд из СССР стал переломным моментом в вашей судьбе, но отрицательным или положительным?
– Мы не хотели никуда уезжать. Нас вынудили. Когда Ростропович заступился за Солженицына, которого травили, гонение перешло и на Славу. Ему не давали выступать и, если бы мы не уехали, он бы погиб. Мы боялись доноса, боялись разговаривать по телефону. Я и сейчас по телефону не люблю разговаривать. «Да», «нет» – только информация. Я никогда не писала писем, чтобы не оставлять каких-то доказательства того, что я что-то не то сказала. Все под контролем: каждое слово, каждый шаг. И так получилось, что в реальной жизни была игра. А на сцене можно было, наконец, быть откровенной. В нашем парижском доме хранятся два досье КГБ с пометкой «совершенно секретно» на меня и на Ростроповича. Именно из них, только много лет спустя мы узнали изнанку некоторых наших знакомых. Слава богу, что мы забыли о них, хотя прошло совсем немного лет. Так устроена человеческая память. А тогда стоял вопрос о спасении нашей семьи. И я приняла решение – уезжать. Когда мы оказалась за границей, то мое имя уже было достаточно известно в мире, так как с 1955 года я была «выездной» солисткой Большого театра. И на Запад, как и Слава, я приехала продолжать и заканчивать свою карьеру.
– Вы по-прежнему живете на три дома – Москва, Петербург, Париж?
– В Париже я уже давно не была. А что мне там делать? Сидеть одной в четырех стенах я не хочу. Так что квартира стоит пустая. Это уже перевернутая страница моей жизни. Но там я была счастлива. В Петербурге редко бываю. Сейчас я живу в Москве, на Остоженке, где мой Центр оперного пения, и на даче в Жуковке. Школа требует неусыпного внимания. В Центре я работаю каждый день, кроме субботы и воскресенья. Как простой трудящийся, бывший советский человек, бывший враг народа.
– Выходит, необходим постоянный окрик барыни...
– Матушки. Ну-ка, давай-давай, поворачивайся, не спи на ходу. Но я безумно счастлива, что могу помочь молодым певцам найти себя в профессии.
– С кем вам интереснее заниматься – с мальчишками или с девочками?
– По-разному. Многое, конечно, от таланта зависит. Но все же с басами больше люблю заниматься. Они меня почему-то понимают очень хорошо и быстро раскрываются. Вот в конце прошлого сезона даже на «Бориса Годунова» замахнулись! Это же надо быть такой сумасшедшей, как я, чтобы решить ставить «Бориса», который в больших театрах-то делают редко, уж очень опера трудная во всех отношениях – и в постановочном, и вокальном. И вдруг мне пришло в голову ставить это у меня в Центре, со студентами. Это все от моей безумной любви к Мусоргскому. Я его обожаю, это гений из гениев. И вот когда начали работать, стало проявляться совершенно другое, что мы видим на больших сценах. И потрясающий спектакль получился, таким, каким изначально его замыслил автор. Какая у Бориса главная черта? Совесть у него есть – это уже много. Можно и не иметь совести, будучи царем.
– Что после «Бориса» делать будете?
– Пока не знаю. Теперь сидим и думаем, на кого нам еще замахнуться. Ведь новые студенты должны осваивать и тот наш репертуар, что давно в афише Центра. А у нас уже семь больших спектаклей.
– Чему труднее всего научить современную молодежь?
– Труднее всего «выскрести глотки», убрать все уже напетые недостатки. Как правило, все, кто ко мне приходит, имеют внушительный багаж ошибок и проблем с голосом. Первый год обучения уходит на то, чтобы просто поставить голос на место. Я не говорю о каких-то взлетах. Просто, чтобы можно было слушать – без фальши и «петухов». Когда пошло правильное дыхание, голос расцветает. А уже на втором году может идти речь о наработке репертуара. Но нельзя научить, можно только научиться, я это твердо знаю по себе. И порой приходится расставаться с учениками. Они плачут, я в отчаянии, но бывают ситуации, когда совершенно ничего нельзя сделать.
– Кем из своих студентов вы особенно гордитесь?
– Но, прежде всего это наш выпускник – бас Алеша Тихомиров, который теперь успешно по всему миру поет. Да у нас много хороших учеников, работающих, в том числе, и в московских театрах: Мария Пахарь – в Музыкальном имени Станиславского, Эльчин Азизов – в Большом театре, Сергей Поляков – в «Новой Опере»…
– А кто из современных певцов последнего поколения вам нравится?
– Вообще, я даже не знаю. Я почти не хожу ни в театры, ни на концерты. Наверное, это плохо, но я – максималистка. Воспринимаю как личное оскорбление, если на сцене невесть что происходит. А сегодня среди артистов засилье махрового середняка. Они позволяют делать с собой все что угодно, не зная слова «нельзя». Сейчас катастрофически упал критерий. Любое низменное самовыражение могут назвать искусством. Я же в таком случае завожусь с пол-оборота. Совершенно теряю над собой контроль. Потом несколько месяцев хожу больная. Это ужасно, если мы будем по-хамски распоряжаться нашим национальным достоянием, по принципу «как левая нога захочет» – это, я считаю, преступление. И всякий раз буду кричать: «Верните цензуру, чтобы запретить это хамство!» Ну, когда над оперой кончат изгаляться бездарные проходимцы, возомнившие себя режиссерами! Настоящие преступники, иначе я и не могу этих людей назвать. Надо с почтением относиться к тому, что написано автором и не вносить никаких своих отсебятин. Тебе не нравится – не трогай, делай что-то другое.
– И все же. Неужели никто из нынешних певцов вам не по душе?
– Пласидо Доминго – он допевает свой уже певческий век, но это, конечно, был тенор настоящий во всех отношениях: и певец, и музыкант, и актер прекрасный. Для меня он самый лучший из всех, кого я знала. Отдача его своему делу феноменальна. К сожалению, только однажды, в конце 70-х годов мне посчастливилось петь с ним вместе. Это была абсолютно незабываемая «Тоска». Он был моим Каварадосси. Я чувствовала его полную страстную самоотдачу своему персонажу на сцене. Я уверена, он всегда не просто пел, а по-настоящему проживал характер своих героев, что, безусловно, передавалось публике. И когда мы пели спектакль, случилось нечто невероятное. В момент, когда я пошла убивать Скарпиа, в пылу страсти я даже не заметила, что у меня загорелся шиньон. Скарпиа пел греческий баритон Костас Паскалис. Он встает с пола и что-то кричит. Я остановилась и смотрю на него, а у него в глазах ужас. Когда я поняла, что у меня загорелся парик от канделябра, я выдрала шиньон вместе со своими волосами. Помню, у меня даже ногти обгорели. Слава Богу, это был финал второго акта. А в антракте я кричала – «Дайте мне скорее новый шиньон!» Мне директор сказал: «Вы что, сумасшедшая? Вы что, петь собираетесь что ли?» Я говорю: «Конечно!» И вышла на сцену опять. Мистика какая-то. У Марии Калласс тоже горел парик и тоже в «Тоске».
– А что вы считаете самым ценным в своей жизни?
– Семью и работу. Хотя это очень трудно совместимые вещи. Ну, вот все-таки получилось. Конечно, хотелось бы уделять больше внимания детям, но приходилось и уезжать на гастроли, и почти каждый день бывать в театре: то репетиции, то спектакли. Но я до девяти месяцев обеих кормила. Домработница в театр девку таскала ко мне, и я ее в антрактах кормила. Дети, естественно, между делом росли, успевала только проследить, чтобы на кривую дорожку не свернули. Но замечательные выросли две девочки и Лена, и Оля. У меня уже шесть внуков.
– Вы уже стали прабабушкой?
– Нет еще. Но вполне могу, потому что старшему внуку уже 27 лет.
– По русскому поверью считается тот, кто дождался правнуков, сразу попадает в Рай.
– Правда? Надо будет им сказать, чтобы поторопились, помогли бабушке.
– Внуки с вами только по-русски разговаривают?
– Да, но все по-русски плохо говорят, они – иностранцы. Это мое больное место, и, к сожалению, здесь уже я ничего не могла сделать. Пока они были маленькие, они блестяще говорили по-русски, без всякого акцента, а как только в школу пошли, все кончилось. Может, кто-нибудь из них будет больше связан с Россией или женится на русской, вот тогда, дело с языком пойдет лучше.
– А кто из внуков больше всего похож на вас?
– Не знаю, по-моему, они все на меня похожи. Не могу даже выделить кого-нибудь из них. Ну, младший у нас такой особенный экземпляр. Его зовут Мстислав, в честь деда. Ольгин сын, да. Сейчас ему 16 лет, отец у него француз, так что у нас настоящий месье растет. Он очень артистичный, любит пение, ему нравятся красивые вещи, картины. Он чувствует и понимает красоту. Мне это нравится. Может быть, он выкинет нам какой-то номер, пойдет куда-то по линии искусства. Я бы этого хотела.
Недавно он приезжал в Россию. Я повезла его в Петербург, там у нас дом на Неве – особняк в четыре этажа, где я все сама сделала. Так вот он там прошелся с важным видом и заключил: «Да! Это дворец. И ты никогда не должна это продавать, потому что тут вся твоя жизнь. Здесь когда-нибудь будет музей. И по пятницам он будет закрыт, потому что если каждую неделю все не проверять, все растащат».
– А у вас какие планы на счет петербургского дома?
– Я уже голову сломала, думаю: «Куда это девать все? Что с этим делать?». Я сейчас веду переговоры с Министерством культуры, но я знаю, как охраняет государство свои сокровища, не приведи Господь. Что от писем Рериха осталось? Дырка от бублика! А у нас только один архив документов совершенно феноменальный, бесценный. И предполагать, что после меня когда-нибудь эти вещи из нашего архива, которые мы так любовно собирали со Славой, вдруг появятся где-то на аукционах – это выше моих сил. Это должно принадлежать одному месту, чтобы людям он был доступен этот архив, потому что там и 50 писем Чайковского, и «Дело Распутина», и письма Екатерины II. Кроме того, личный архив Ростроповича и мой тоже.
– В семье всегда последнее слово было за вами?
– Секрет настоящей женщины в том, что она никогда не противится мужчине. Он чего-то требует, ожидает сопротивления – а она, к его удивлению, покорно отступает. И пока он пребывает в изумлении, она так же тихо наступает. Мы-то, женщины, знаем, кто на самом деле главный... Но если ты умна, то и держи свое знание при себе. Не понимаю женщин, которые кричат: хочу быть сильной как мужчина. А я вот хочу быть слабой. Не желаю никого на скаку останавливать ни коней, ни быков. Может, потому что всю жизнь именно этим и пришлось заниматься...
– Считается, что равновеликим талантам вместе ужиться невозможно. Как же у вас получилось быть вместе с Мстиславом Леопольдовичем 52 года?
– Мы очень часто разъезжались с самых первых дней нашего брака. Когда подходило время и два наших темперамента вместе уже высекали огонь, то он уезжал, то я уезжала. Соскучились, приехали: «Слава богу, опять вместе!» Думаю, что это помогло, конечно. Потому что, если всю жизнь вот так с утра до вечера… Взорвались бы, лопнули, наверное. Но сначала было трудно. Я скандалила, спорила, потому что я – молодая женщина, и мне хочется куда-то пойти, я же не пойду с кем-то… Если кто-то меня от театра до дома провожал, то вся Москва уже гудела: «А вы знаете, Вишневскую с кем видели?!». И Слава тут же заводился.
– А вы Ростроповичу поводы для ревности давали?
– На сцене всегда повод найдется, потому что я артистка… А в опере всегда объятья и любовь…
– Среди ваших поклонников были и те, ухаживания которых было не так уж просто отвергнуть…
– Вы имеете в виду Булганина? Это была ситуация, из которой постоянно надо было выкручиваться таким-то образом, чтобы и врага себе не нажить, и в то же время не пойти на какую-то связь со стариком. Поэтому когда он звонил: «Галя, приезжайте ко мне ужинать». Я говорила: «Мы приедем, спасибо». Выходили вдвоем с Ростроповичем, а у подъезда нас уже ждала машина – черный «ЗИС». Вот такой был у меня роман «втроем». Старик, конечно, жутко злился. Тут же при Славе начинал мне в любви признаваться.
– До драки дело доходило?
– До драки – нет. Но напивались они, конечно, вдвоем прилично. А я сидела и смотрела. У меня всегда было отношение к этой так называемой партийной элите, недоверчивое. Как говорится: «Минуй нас пуще всех печалей. И барский гнев, и барская любовь». От политики всегда я была далека, от всех этих приемов. Я это терпеть не могла, меня это оскорбляло. И Булганина попросила избавить меня от выступлений на этих попойках. Хотя, конечно, исстари ведется – тот успешен и тот талантлив, с кем разговаривает царь. С другой стороны, руководители государств – обыкновенные люди. И им тоже бывает скучно, и они хотят общения с интересными людьми. Поэтому артисты всегда имеют возможность общаться с ними, быть приглашенными на разные вечера.
– Так и возникла ваша знаменитая дружба с королевской семьей Испании?
– С королевой Испании Софией я уже около 50 лет знакома. Мы познакомилась вначале 60-ых, когда она еще была греческой принцессой. Она правнучкой русской княгини Ольги Константиновны, вышедшей замуж за греческого короля Георга I. Но ни ей, ни королю Испании Хуану Карлосу I это не мешает быть очень милыми и простыми людьми. Слава тоже с ними был знаком. Он общительный человек, находил контакт со всеми людьми моментально. Я гораздо менее общительна. А он с человеком два слова сказал, и сразу он ему друг.
– А как думаете, вы не поторопились с уходом со сцены?
– Нет-нет, я сделала все правильно, никогда не жалела об этом. Я избежала самого страшного для артиста – публичного увядания, потери голоса. У мужчин это происходит приблизительно после шестидесяти, у женщин – после пятидесяти лет. Это рубеж, который нельзя переступать. Даже если тебе кажется, что ты еще на коне. Я ушла, быть может, на несколько лет раньше, но не жалею об этом. Меня поглотила какая-то внутренняя усталость. Надоело, может быть. Настал момент, когда просто не захотелось петь. Мне было 60 с лишним. Сцена требует такой отдачи, радостной. Если ты этого не ощущаешь – ничего хорошего не выйдет. Я просто поняла, что стала уставать, что хватит мне по миру с чемоданами таскаться. Каждый раз новый театр, новые дирижеры, партнеры. Отменила несколько концертов подряд, а следующие – не брала, так и закончила выступать. Мой последний концерт был в 1988 году в Лондоне. Вместе со Славой и Юрой Башметом - в пользу пострадавших от землетрясения в Армении. Я тогда спела несколько романсов. С тех пор я больше никогда нигде не пела. Ни разу! Ну что, у меня хлеба нет? Я от этого не зависела, я состоятельная женщина. Я выходила на сцену всегда радостной, только тогда, когда хотела этого.
– Даже дома, в ванной не пели?
– Ни-ког-да! Я вообще не имела привычки петь дома. Это вполне естественно. Я – профессионал, я должна выходить на сцену и петь для публики. У меня никогда не было иной потребности. Я ушла с той высокой позиции, которой достигла. Никто никогда не видел меня пикирующей вниз. Я закрыла эту книгу.
Вишневская с неизменным успехом пела в крупнейших театрах мира – "Ла Скала", "Метрополитен", "Ковент-Гарде", "Гранд-опера". Ее прощальным спектаклем стала опера П. И. Чайковского "Пиковая дама". Сейчас Галина Вишневская живет в Москве, руководит Центром оперного пения, который носит ее имя.
– Галина Павловна, вы не раз говорили, что голос ваш – от Бога. Помните ли вы тот момент, когда поняли, что обладаете уникальным голосом?
– У меня голос был поставлен от природы. По рассказам моей бабушки, я начала петь почти тогда же, когда и говорить. Да я и сама помню – мне, наверное, года три, сидят за столом подруги бабушкины: "Галька, спой!" Я лезу под стол и пою там "Очи черные". Первое такое воспоминание.
– Как–то вы сказали в интервью, что, если бы не детство, вы не стали бы великой певицей. Что же такое было в вашем детстве? Почему оно так повлияло на вас?
– Прежде всего, потому, что мои родители подбросили меня бабушке, матери моего отца.
– То есть они от вас практически отказались …
– Ну, конечно, да. Шести недель меня бабушка взяла от моей матери. Та с удовольствием меня отдала, как я понимаю. Меня бабушка при живых родителях называла сироткой, жалобно так говорила: "Сиро-о-отка ты моя". Я совершенно не выносила этого слова. Какая я вам сиротка? Я королева! Было болезненное осознание того, что со мной так плохо поступили, что оказалась я не нужна. Я хотела обязательно кем-то стать, чтобы все видели, какая я. И мечтала, как потом они будут раскаиваться, что меня подбросили и не хотели мною заниматься. Я думаю, это имело большое значение.
– А еще вы пережили войну в детском возрасте…
Лучшие дня
– Мне было 14 лет, когда война началась. Живые воспоминания – это первые дни, недели войны, когда в Петровском парке, в Кронштадте, бомба попала в линкор "Марат". Он стоял в гавани, бомбой ему отрубило нос. Он так всю войну и простоял там. Помню первую убитую снарядом женщину. Мы прятались в подворотне, туда попал снаряд. Когда мы потом выходили, она лежала уже мертвая. И, конечно, блокада и та страшная зима, когда люди теряли человеческий облик, чего уж там говорить.
– Бабушка умерла в блокаду?
– Бабушка не просто умерла, она сгорела прямо в комнате. У нее была парализована левая сторона. Однажды она, видно, грелась у нашей "буржуйки". Я дремала, закутанная, под одеялами. Проснулась оттого, что бабушка кричит. На ней платье вспыхнуло, его, видно, каким-то образом затянуло в дверцу этой печурки. Через три дня она умерла от ожогов.
– Вы ведь тоже избежали смерти только чудом?
– Вы знаете, меня тогда спасли мечты об искусстве. Я лежала под одеялами и грезила. Мне снились какие-то замки, короли, королевы. У меня не было даже мучительного звериного ощущения голода. Я просто засыпала. Так бы, наверное, в конце концов и умерла – во сне…
– Если бы?..
– Если бы не наступила весна и не пришли женщины, искавшие покойников по квартирам. Они зашли в квартиру, которая была совершенно пуста – все соседи уехали, – а я лежала там под одеялами и услышала: "Эй, кто тут есть!" Потом они по комнатам пошли, увидели – девчонка лежит. "Ты что, живая?" – "Живая". – "А что ты тут делаешь?" – "Живу".
– Галина Павловна, как вы попали в Театр оперетты?
– Уже был конец 1942 года, когда я переехала из Кронштадта в Ленинград. Там я поступила в музыкальную школу и полгода училась – это все мое музыкальное образование, между прочим. В 44-м стала петь в Театре оперетты. В 52-м – в Большом театре.
– А что такое был Большой театр в 1952 году? Отличался ли он от Большого театра хрущевского, брежневского периода?
– Я попала туда еще в то время, когда в полном расцвете был этот стиль – сталинский театр. Сталин любил Большой театр, на оперу чаще всего ходил. Последняя опера, которую он посетил, была "Пиковая дама". Каждый старался петь как можно лучше.
– А вы пели, когда присутствовал Сталин?
– Нет, я его не видела никогда. Меня еще не пускали в такие дела. Проверку не прошла, видно (смеется).
– 1955 год, Прага. Молодая Галина Вишневская приезжает туда на гастроли, выступает, а в жюри Международного конкурса виолончелистов сидит Ростропович…
– Но я его в жюри не видела. До этого я познакомилась с ним в ресторане "Националь" и тут же забыла об этом знакомстве. А буквально через месяц оказалась в Праге, где мы с ним встретились. Через четыре дня я стала его женой. Когда я вышла за него замуж, я даже не знала, что он еще и на рояле играет. И когда мне нужно было ехать, кажется, в Таллин – у меня был сольный концерт, – он говорит: "Я бы тебе хотел аккомпанировать, чтобы тебе не петь с другим мужчиной-аккомпаниатором".
– Он, видно, ревновал?
– Ревновал, конечно. Я говорю: "Ты что, на рояле играешь?" Он отвечает: "Да, я когда консерваторию заканчивал, играл концерт Рахманинова". Кроме того, что он был гениальный виолончелист, он проходил класс фортепьяно, а у Дмитрия Дмитриевича Шостаковича – класс композиции. Короче говоря, я была потрясена совершенно. Он отрепетировал со мной программу, и я с тех пор все 52 года, что мы прожили вместе, играла концерты только с ним, больше ни с кем не могла. Это был уникальнейший музыкант! Абсолютно неповторимое явление двадцатого века. После него ни с кем нельзя было вообще выходить на сцену.
– Говорят, что музыка – это самое прямое божественное проявление. А как жить с гением?
– Ну, вот видите, 52 года прожили. Сама удивляюсь, Боже мой, как же? Мы разъезжали очень часто: я была очень много занята в театре, он ездил за границу. Уезжал на месяц, на два, потом возвращался. И мы встречались, как будто вновь. Я думаю, то, что мы расставались, имело большое значение. Потому что если бы изо дня в день мы друг друга видели с нашими темпераментами, характерами, индивидуальностью – я не знаю, сохранился бы наш брак или нет.
– А какие привычки были у Мстислава Леопольдовича?
– Ну, такие же, как у всех мужчин – разбрасывать вещи, бумаги. Сначала это раздражало, потом что же делать – терпи. Переделать нельзя ни мужчину, ни женщину. Поэтому я всегда своим дочерям говорю: не старайтесь переделать мужа. Вышла замуж, знала, за кого выходила, вот и живи с таким. А если не можешь терпеть его привычки, то расходись как можно скорее, потому что переделать его невозможно. Тебя можно переделать? Нельзя. Вот и его нельзя.
– А как вы познакомились с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем?
– С Дмитрием Дмитриевичем я познакомилась в первый год работы в театре. Кстати, в это время он был музыкальным консультантом в Большом. Ему выдумали должность, чтобы он получал хоть какую-нибудь зарплату, ведь его музыка была запрещена после постановления 1948 года о формалистах и космополитах. Он попал в эту группу, и его музыка не исполнялась совершенно, все было запрещено. Чтобы он не умер с голоду, наши вожди (в Большом театре же все сверху всегда идет) выдумали ему эту должность.
– Приходилось ли вам когда-либо участвовать в правительственных концертах?
– Вначале – да. Ужасно, когда ты, допустим, в Георгиевском зале стоишь на сцене, как крепостная девка, а перед тобой этот стол… Меня избавил от этих концертов Булганин. Он за мной ухаживал, и я ему пожаловалась, что меня вербуют (в театре же вербовали, все через вербовку прошли). И все прекратилось, больше на эти правительственные концерты меня не вызывали.
– В вынужденной эмиграции вы окунулись в мировую музыкальную жизнь. Чем она отличалась от советской?
– Нового для нас ничего не было. И я, и Слава ездили за границу с 1955 года, бывали там много раз и знали все это очень хорошо. Но одно дело, когда ты приезжаешь и чувствуешь за собой дом, и другое дело, когда за тобой опустилась стена, и ты знаешь, что возврата нет. В 1978-м нас лишили гражданства. Это совершенно другое чувство. А ностальгии, надо сказать, у меня не было никакой. Потому что я была настолько оскорблена тем, что с нами сделали, что у меня не было и тени тоски. Что касается музыкальной индустрии – мы привыкли к другому стилю работы. У нас ансамблевый, репертуарный театр, там же контрактная система. Мы свалились как снег на голову, но нас знали, и уже через полгода все контракты были подписаны.
– Галина Павловна, что вы считаете своими наибольшими успехами в творческом плане в период вынужденной эмиграции?
– Вы знаете, я приехала за границу, когда у меня было за плечами тридцать лет работы на сцене. Мне было 47 лет, как и Славе. За границей не было отношений с одним театром и группой постановщиков. Не было, конечно, таких условий, как в Большом театре. Были спектакли в разных театрах, успех – где больший, где меньший. Это была работа и репертуар.
– Вы довольны сегодняшним временем? И вообще – что такое категория времени для Галины Вишневской?
– Для меня это моя работа, мои студенты. Я хочу учить русских артистов. Могла бы делать это в других странах, но не хочу. То, что я имею, я получила в России, от моих великих учителей. Я хочу свои знания – а знаю я очень и очень много – отдать русским певцам. Я должна это все оставить им, пусть пользуются. Ради этого живу.