Генуэзцы и венецианцы. Генуэзские колонии на северном кавказе

К концу XIII века генуэзцы прочно обосновались в Каффе.

Самое раннее ныне известное свидетельство о существовании в Каффе генуэзской колонии - нотариальные акты 1289–1290 гг.

Генуэзцы стали единственными хозяевами морских коммуникаций Северного Причерноморья и Крымского полуострова.

Теперь Чёрное море было охвачено кольцом генуэзских станций, начиная от Перы на восток по малоазийскому берегу, по Кавказскому побережью, на Таманском полуострове, на обоих устьях Дона (Азовское море рассматривалось как расширение впадающего в Чёрное море Дона) и по западной береговой полосе - от устья Днепра - через Килию опять к Босфору.

В Уставе генуэзских колоний на Черном море, принятом в 1316 г., указано: “Не должны генуэзцы или те, которые считаются или называются генуэзцами, или пользуются либо привыкли пользоваться благами генуэзцев, ни покупать, ни продавать, ни приобретать, ни отчуждать, ни передавать кому-либо, ни лично, ни через третье лицо каких-либо товаров в Солдайе под страхом указанного выше штрафа…

Никто из генуэзцев не смеет выгружать или приказывать выгружать или позволять выгружать с судов, над которыми они начальствуют или при которых они находятся, на какую-либо часть побережья от Солдайи до Каффы каких-либо вещей или товаров под страхом штрафа в 100 золотых перперов (византийская золотая монета) с каждого (нарушителя) за каждый раз”.

В 1340 -х годах кафинские генуэзцы отняли «без сопротивления у гордых, беспечных и несогласных между собою» греческих князей важный порт Ямболи. Основная роль, отводившаяся новой крепости, состояла в ограничении торговой и политической деятельности князей Феодоро в западной части полуострова.

В 1357 генуэзцы приобрели (ныне ).

Последнюю точку в соперничестве между двумя городами поставили генуэзцы.

В июне 1365 года они внезапно напали на Солдайю (современный ), взяли ее приступом и захватили 18 селений в округе.

Ослабленную татарскими набегами и внутренними раздорами. Остатки Венецианцев покидают Солдайю.

Во второй половине XIV века генуэзцы утвердились на Крымском побережье от (Балаклавы) до Каффы, а затем и на берегах Керченского пролива.

Возникли новые колонии генуэзцев: Воспоро (на территории современной Керчи), Тана (в устье Дона), Джинестра (на территории современной Одессы).

Их агентства были в городах Матрега (ныне Тамань), Копа (ныне Славянск-на-Кубани) и т. д.

Его правитель Алексей, породнившийся с византийскими императорскими династиями Комнинов и Палеологов, считал себя законным наследником всех бывших владений на полуострове, что отразилось в принятии им греческого титула «ауфент города Феодоро и Поморья».

Отношения Феодоро с золотоордынскими правителями Крымского Юрта (которых генуэзцы именовали imperator scytharum) были мирными, в то время как с генуэзцами княжество вело частые войны, особенно после строительства феодоритами торгового порта Авлита, составившего серьёзную конкуренцию Кафе и нанёсшего удар по экономике генуэзских колоний в .

В середине XV века ситуация в генуэзских колониях резко ухудшилась.

Воспользовавшись междоусобной борьбой за ханский престол, генуэзцы помогли хану Менгли-Гирею захватить его братьев.

Таким образом, было получено важное средство давления на Менгли-Гирея.

16 февраля 1473 г. совет банка св. Георгия постановил комендантам Солдайи вносить денежный залог, по крайней мере на 1000 флоринов превышающий обычный залог, “…и так до тех пор, пока в указанной крепости будет находиться господин Нур-Давлет и другие отпрыски татарской знатной крови”.

Пытались генуэзцы найти союзников и за пределами , в частности в Польше, но безуспешно.

В последние годы существования генуэзских колоний в в них обострилась классовая и межнациональная борьба. Многократно увеличились злоупотребления и насилия со стороны генуэзских чиновников.

Письма консула и других должностных лиц Каффы к протекторам банка св. Георгия переполнены доносами и взаимными обвинениями во взяточничестве.

Очень напряженный характер приняла борьба католиков с православным населением колоний. Католическая церковь пыталась распространить в действие Флорентийской унии (1439 г.), согласно которой православная церковь лишалась самостоятельности и ставилась под власть римского папы.

Папа Сикст IV распорядился назначить некоего Николая епископом “над греками Каффы и Солдайи”.

Консулы сообщают о частых волнениях среди населения колоний.

Особенно крупным было восстание в Каффе в 1454 г. под лозунгом “Да здраствует народ, смерть знатным!”

Народные выступления в Каффе продолжались в 1456 , 1463 , 1471 , 1472 и 1475 гг.

В 1475 году генуэзские владения в , равно как и княжество Феодоро, были завоёваны османскими войсками под командованием Гедик Ахмед-паши.

После завоевания из земель Южного берега был образован санджак, позднее реформированный в вилайет Кефе.

Земли домена султана, на которых проживало христианское население, находились вне юрисдикции крымских ханов.

Таким образом, «Великое море» генуэзцев почти на 300 лет стало «внутренним морем » Османской империи .

Венецианцы и генуэзцы в Причерноморье и на Кавказе

В XI-XII вв. в Италии происходил подъем ремесла и торговли. К концу XII в. в большинстве городов появились производственные цехи. Бурное экономическое оживление привело к торговой активности, особенно в бассейне Средиземного моря. Торговля итальянских городов с Востоком приносила баснословные прибыли. В то же время развернулась конкурентная борьба за восточные рынки.

Наиболее упорная борьба сложилась между городами-республиками Венецией и Генуей. Сначала успех сопутствовал Венеции, потеснившей Геную на Эгейском море, но ненадолго. В 1261 г. по так называемому Нимфейскому трактату Генуя получила за свою помощь Византии опорные пункты на Босфоре, в Малой Азии и Крыму и вытеснила венецианцев почти на столетие. В 1380 г. венецианцы разбили генуэзский флот при Кьодже и вновь установили свою гегемонию в Восточном Средиземноморье и на Понте. Мы не входим в перипетии соперничества Венеции и Генуи на Черном море, но отметим, что рядом с основными действующими лицами этого исторического действа - воинами и купцами - всегда шли представители католической церкви, успехи меча подкреплявшие крестом и проповедью.

В Причерноморье и на Кавказе с самого начала доминировали генуэзцы. Уже в 1169 г. был заключен договор между генуэзцами и Византией, где один из параграфов гласит: «Корабли генуэзских купцов имеют право проходить во все земли, кроме России и Матреги, если только его (императора. - В. К.) властью не будет туда разрешение» (Россия здесь - побережье Азовского моря, Матрега - Тмутаракань). Это начало проникновения итальянцев. Вскоре после 1204 г. в черноморских портах появляются венецианцы, итальянская торговля на Понте растет. В 1234 г. в устье Кубани высадился доминиканский монах Рикардо, по поручению папы Григория IX совершивший путешествие в Волжскую Болгарию. Любопытны его наблюдения о Сихии, т.е. Зихии и городе Матрика, «где князь и народ являются христианами и имеют греческие книги и из них священные». Нет сомнений, что речь здесь идет о православных христианах. В 1238 г. Генуя и Венеция заключают перемирие и приступают к настоящей торговой экспансии в Крыму, а после Нимфейского договора, предоставившего большие льготы генуэзцам, последние приступают к освоению территории: приобретают квартал в Каффе. В 1268 г. папа Климент IV назначил в Каффу первого епископа. В 90-е годы итальянцы уже имели прочные позиции в Копарио (Копе на нижней Кубани), Матреге (Тамань), Севастополисе (Сухум). По сведениям Н. Мурзакевича, ссылавшегося на генуэзского автора Джироламо Серра, генуэзские купцы из Киффы в 1266 г. достигли Дагестана и начали торговлю с народами, живущими вокруг Каспия, а также посещали Тифлис.

По тем же данным, Каффа «заведовала» Крымом, Таманью, Копой, Кутаиси, Севастополисом и Таной. Другой автор XIX в. Де ла Примоде писал, что народы кубани и Кавказа ездили к генуэзцам на Тамань для торговли, а главной статьей торговли был воск, на который был огромный спрос от церквей и монастырей. Неизвестно, на основании каких данных автор утверждал, что генуэзцы в Кавказских горах разрабатывали серебряные рудники и следы их работ видны и поныне. По Кубани генуэзцы от устья реки поднялись вверх по течению на 280 миль и среди «богатой и плодородной страны» основали колонию, которой в 1427 г. управлял консул. По М. Н. Каменеву, еще в 60-х годах XIX в. были видны следы якобы генуэзской дороги, начинавшейся от Анапы и шедшей через ст. Царскую на Кяфар, Большой Зеленчук, Маруху, Теберду и оттуда через перевал в Цебельду и на Терек.

В какой-то степени эти сведения о продвижении генуэзцев из Крыма и Копы в глубь Северного Кавказа подтверждаются косвенными данными легендарно-фольклорного характера и даже археологией. Так, французский консул в Крыму Ксаверио Главани в 1724 г. в Черкесии видел кресты на могилах с латинскими надписями, а в Карачае в начале XIX в. было кладбище Гетмишбаш, где сохранялось много могил и надгробных камней, рассматриваемых карачаевцами как католические или «франкские». Ф. Дюбуа де Монпере сообщает легенду, записанную от генерала Энгельгардта - франки или генуэзцы обитали по всем долинам Северного Кавказа, «жилища франков заполняли главным образом долину Кисловодска, распространялись даже за рекой Кубанью». Со ссылкой на П. С. Палласа , Дюбуа де Монпере указывает, что Рим-гора близ Кисловодска служила убежищем для франков. Последнее вполне возможно. Обратим также внимание на то, что популярное на Кавказе наименование итальянцев как «франки» происходит от византийского названия французских наемников. Следовательно, обозначавший европейцев термин «франки» был кавказцами заимствован от греков-византийцев.

Археологические следы пребывания генуэзцев на Северном Кавказе до XV в. разнообразны, но не одинаково достоверны. К числу последних мы относим латинскую надпись на склепе с конической пирамидальной кровлей, входом и окном в верховьях речки Маджры, впадающей в Кубань. Надпись гласила: «Fausta Fortuna» («Фауста фортуна») и «I... CANTI» (имя? - В. К.). Но реальность этой надписи позже никем не подтверждена. Другой, также непроверенный, но реально существовавший памятник -каменное изваяние католического монаха в характерном длинном одеянии и бритой головой с тонзурой. Правая рука благословляет. Памятник зафиксирован в двух километрах от станицы Преградной в восточном Закубанье вполне в соответствии с той генуэзской дорогой, о которой писал М. Н. Каменев. Возможно, к функционированию упомянутой дороги и движению по ней товаров имеют самое прямое отношение некоторые импортные предметы из Белореченских курганов XIV-XV вв.: серебряное позолоченное блюдо венецианской работы, посуда венецианского стекла, женский халат из итальянского аксамитного бархата лилового цвета и т. д. Речь идет об уже упоминавшемся в первой главе адыгском владении Кремух на р. Белой, возглавляемом правителем Биберди. Не вызывает сомнений торговый обмен адыгского Кремуха с итальянскими колониями Причерноморья. К той же группе археологических реалий XIV в. западноевропейского - католического круга можно отнести бронзовые кресты-тельники с изображением Распятия из находок М. Н. Ложкина на Ильичевском городище в верховьях р. Уруп и Хумара на Кубани. Венецианское стекло, ценившееся очень высоко на международном рынке, оседало в могильниках XIV-XV вв. Западной Осетии - Дигории (например, в Махческе), и это говорит о проникновении итальянских товаров до Северной Осетии.

Весьма вероятно, что не все итальянские импорты XIV-XV вв. из северокавказских археологических материалов мы сейчас можем верно опознать и атрибутировать: для этого необходимо знать исходную материальную культуру, что в наших условиях невозможно. Эта работа остается для будущего, подобно работе над итальянскими письменными источниками, относящимися к Кавказу, в итальянских хранилищах.

Сохраняющей значение работой по интересующей нас проблеме остается довоенная статья Е. С. Зевакина и Н. А. Пенчко «Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавказе в XIII-XIV вв.», хотя по ряду сюжетов она устарела и не отвечает современному состоянию источников. Зевакин и Пенчко приводят некоторые факты, ярко документирующие экспансию Венеции и Генуи на Северном Кавказе. Так, авторы установили, что на территории между Таной (Азов) и Севастополисом (Сухум) существовало 39 итальянских колоний, поселений и стоянок, из которых важнейшими были Тана, Севастополис, Копа и Матрега, через которые в Италию, Турцию вывозились рабы, хлеб, воск и другие товары. Подтверждаются очень интересные сведения Де ла Примоде о том, что генуэзцы ходили вверх по Кубани и добывали серебряную руду в горах Кавказа. Серебросвинцовое месторождение в верховьях Кубани есть, его разработка в Карачае велась до XX в. Поэтому данные о горных выработках генуэзцев в указанном районе звучат достоверно. Я не исключаю, что благодаря присутствию генуэзцев получил свое название Сентинский храм, этимология которого может восходить к латинскому «Санта» - «святое», «святая». Поскольку Сентинский храм посвящен Богоматери и генуэзцы это наверняка знали, в их устах храм и сама вершина с храмом могли получить популярное название «Санта Мария».

В то же время я на предлагаемой версии не настаиваю, ибо существует карачаевская версия этимологии «Сенты». Решающее слово здесь должно принадлежать лингвистам.

Е. С. Зевакин и Н. А. Пенчко свидетельствуют о старинном торговом пути, шедшем по долинам Кубани и Теберды на Клухорский перевал и далее к Севастополису; «здесь же кончалась дорога через Рион в Имеретию и Грузию, которую часто посещали генуэзские купцы». Ясно, что для сношений с севером Кавказа этот путь был важен и не случайно в Севастополисе уже около 1330 г. находился епископ, а с 1354 г. - и генуэзский консул. Что касается Грузии, то ее сближение с католическими государями и церковью Запада началось в связи с борьбой с мусульманством. В XIII-XIV вв. часть грузинского и армянского населения приняла католичество, а папа Григорий IX в январе 1240 г. направил восемь миссионеров с письмом к грузинской царице Русудан и ее сыну Давиду V. Как видим, католическая экспансия велась широким фронтом, охватывая весь Кавказ. На юге Кавказского хребта генуэзцы также организовали горные выработки. Есть сведения о том, что в Абхазии, в ущелье р. Гумиста находилась генуэзская колония, занимавшаяся разработкой свинцово-серебряной руды, а число шахт доходило до 15. Шло не только внедрение торговли в глубь Кавказа, но и освоение природных богатств. Все это означало одновременное расселение итальянцев по Кавказу.

Как далеко зашло продвижение весьма активных и динамичных европейцев на восток Кавказа, засвидетельствовано Фануччи, на коего ссылаются Е. С. Зевакин и Н. А. Пенчко: «По указанию Фануччи генуэзцы выстроили и заселили поселение Кубачи в Дагестане». Согласимся, что подобное может показаться фантазией - итальянское поселение в дебрях Дагестанских гор! Это действительно так хотя бы потому, что Кубачи известны с IX в. арабским летописцам под названием Зирихгеран, т.е. «кольчужники», мастера по металлу, а это задолго до появления итальянцев на Кавказе. Указание Фануччи следует признать преувеличением, генуэзцы не строили Кубачи, но бывать в нем они могли, и не раз - изделия знаменитых кубачинских мастеров по металлу, особенно оружейников, должны были привлечь внимание европейских купцов. Это становится более вероятным на фоне других свидетельств о пребывании итальянцев в Дагестане.

Важно, что факт продвижения генуэзцев, а с ними и католических миссионеров, до Каспийского моря и северного Дагестана (до Дербента) не вызывает сомнений. О состоянии христианской религии в этом регионе Кавказа, в то время носившем название Кайтаки, достоверно повествует Иосафат Барбаро: «туда отправились братья святого Франциска (монахи-францисканцы. - В. К.) и некий наш священник - латинист. Народы, которые живут в этих местах, называются кайтаки, как сказано выше, говорят на языке, не похожем на другие, многие из них являются христианами, из которых часть верует по-гречески, часть по-армянски, а другие по-католически».

Цитированный источник - единственный, свидетельствующий о том, что православие достигло границ Дагестана («часть верует по-гречески»), ибо, как видим, археологических памятников православия здесь пока нет.

Последнее свидетельство о прибытии в Дагестан католического миссионера доминиканца Винченцо относится к 1486 г. После этого христианство в Дагестане быстро сдает свои позиции исламу. Дагестан окончательно становится страной мусульманской.

Исследователи уже пытались найти ответ на эти вопросы. М. К. Старокадомская считала, что дальше Солхата в Крыму итальянцы на восток в поисках товаров (а одним из основных были рабы) не отправлялись. Генуэзцы предпочитали торговать теми товарами, которые доставлялись в Каффу или Солхат купцами других национальностей. Видимо, итальянские купцы лично участвовали в далеких торговых экспедициях в восточные страны. Имело значение то, что в начале XIV в. в Тебризе (Иран) функционировало генуэзское консульство, а в 20-е годы XIV в. уже существовало поселение генуэзцев в Зайтоне. Здесь также следует отметить, что в связях генуэзских городов Крыма со странами Востока «наиболее значительную роль играли кавказские купцы». Следовательно, движение было обоюдным, а генуэзцы постоянно двигались через Предкавказье на восток.

Весьма важную информацию по интересующему нас вопросу содержит обращение папы Иоанна XXII к хану Золотой Орды Узбеку в 1330 г. Папа рекомендует хану епископа Семискат-ского Фому Манказола, сделавшего много прозелитов среди алан Кавказа, венгров и малхаитов. Семискату отождествляли с Шемахой, что представляется сомнительным, во всяком случае, недоказанным Еще более сомнительным кажется заключение о том, что загадочная Семиската -это Самарканд. Исходя из данной локализации Семискаты, составлена карта миссионерских акции Фомы Манказола, аланы на ней в зону действий Манказола не попали, хотя они размещены между Нижней Волгой и Доном.

Ставропольский археолог Т. М. Минаева свидетельствовала, что среди развалин города находили нательные металлические кресты, каменные надгробные плиты с изображениями крестов, но они оставались не опубликованными. Поэтому христианские древности XIV-XV вв. из Маджар остаются анонимными, хотя факт присутствия христиан в этом крупном городе сомнений не вызывает.

Вернемся к локализации города или станции Михаха, проходящей в булле Бонифация IX. Выше отмечались варианты местонахождения этого пункта и последний из них - с. Мекеги в Дагестане. Однако есть возможность предложить еще один вариант: Михаха находилась в Прикумье, несколько южнее Маджар. На карте Кавказа Георга Траителя 1774 г. в этом месте помещен «verwustete Stadt Chacha» - разоренный город Хаха, что фонетически и хронологически наиболее соответствует искомому городу Михаха. Археологически этот пункт еще не выявлен и не исследован. Но предлагаемый вариант позволяет связать известную римской курии Михаху с процессом приобщения алан к католическому христианству в XIV в. миссионерами Фомы Манказола. Благодаря этому, вероятно, повторному (после византийско-православного) обращению алан в христианство в 1404 г. архиепископ Султании в Иране доминиканец Иоанн де Галонифонтибус среди христианских народов «Великой Татарии» называет алан и йассов, т.е. асов-осетин.

В нашем распоряжении есть некоторые археологические данные, позволяющие увидеть эту проблему под иным углом зрения и сопрячь нарисованный выше общеисторический фон событий второй половины XIII - начала XV вв. с конкретными реалиями. В том, что будет изложено ниже, не все является бесспорной истиной. Но предлагаемые нами реконструкции и интерпретации представляются вполне допустимыми и заслуживающими внимания, хотя и неоднозначного.

Открыть в полном размере

В Причерноморье и на с самого начала доминировали генуэзцы. Уже в 1169 г. был заключен договор между генуэзцами и Византией, где один из параграфов гласит: «Корабли генуэзских купцов имеют право проходить во все земли, кроме России и Матреги, если только его (императора. - В. К.) властью не будет туда разрешение» (Россия здесь - побережье Азовского моря, Матрега - ). Это начало проникновения итальянцев. Вскоре после 1204 г. в черноморских портах появляются венецианцы, итальянская торговля на Понте растет. В 1234 г. в устье Кубани высадился доминиканский монах Рикардо, по поручению папы Григория IX совершивший путешествие в Волжскую Болгарию. Любопытны его наблюдения о Сихии, т.е. Зихии и городе Матрика, «где князь и народ являются христианами и имеют греческие книги и из них священные». Нет сомнений, что речь здесь идет о православных христианах. В 1238 г. Генуя и Венеция заключают перемирие и приступают к настоящей торговой экспансии в Крыму, а после Нимфейского договора, предоставившего большие льготы генуэзцам, последние приступают к освоению территории: приобретают квартал в Каффе. В 1268 г. папа Климент IV назначил в Каффу первого епископа. В 90-е годы итальянцы уже имели прочные позиции в Копарио (Копе на нижней Кубани), Матреге (Тамань), Севастополисе (Сухум). По сведениям Н. Мурзакевича, ссылавшегося на генуэзского автора Джироламо Серра, генуэзские купцы из Киффы в 1266 г. достигли Дагестана и начали торговлю с народами, живущими вокруг Каспия, а также посещали Тифлис.

На землях наиболее крупными генуэзскими колониями были Матрега и Копа (ло-Копа, Копарио) и третьей – Мапа. Матрега находилась на месте древнерусской (нынешняя станица Тамань). Как и прежде, это был крупный порт, через который шли товары в Турцию, Западную Европу, а также на Северный Кавказ к адыгским племенам. Матрега была хорошо укреплена. Население состояло в основном из адыгов, земли которых прилегали к Матреге, итальянцев и греков. Генуэзцы поднялись на своих судах вверх по реке Кубани и в 280 итальянских милях от ее устья, в начале XIV в., на землях адыгов, в районе нынешнего города Славянска-на-Кубани, основали колонию ло-Копу. Согласно уставу колонии генуэзцы платили адыгским князьям дань в виде “подарков владетельным особам” бокасином (ткань из тонкого льна), определенные куски которого заменяли деньги. В Копе жили адыги, итальянцы, греки, армяне. Население занималось главным образом рыболовством, пластованием (солением) рыбы и приготовлением икры, что составляло основную статью экспорта. Икра вывозилась бочками, весом в пять кантаров (61,5 кг). Наравне с рыбой и икрой, важной статьей экспорта были невольники (рабы). Это были по преимуществу черкесы (адыги), татары и русские. Наиболее дорого ценились черкесы и черкешенки. Кроме того, вывозился хлеб, бараньи шкуры, меха, воск, мед, фрукты.

Согласно уставу генуэзских колоний консул в ло-Копа взимал пошлину с каждого корабля за груз и за стоянку на якоре. Лица, занимающиеся пластованием рыбы и приготовлением икры, обязаны были платить в доход консулу по 10 аспров (серебряная монета), а с каждого вывозимого невольника взимались пошлины в 6 аспров. Обогащению генуэзцев способствовала и меновая торговля с адыгами, при которой генуэзцы скупали по низким ценам кожевенное и другое сырье, что давало неслыханную прибыль. Торговля рабами приносила особенно большие доходы. К адыгам через Копу импортировались в основном следующие товары: соль, Мыло, ткани (итальянские сукна, тонкая льняная ткань – бокасин, букаран), ковры, клинки для сабель с гербами, рисунками и надписями. Они особо ценились у адыгской знати. Огромные средства наживались генуэзскими купцами, беспощадно эксплуатирующими местное адыгское население.

Положение генуэзцев в Матреге было непрочным – они были окружены адыгскими племенами, рядовое население которых, как правило, было настроено к ним враждебно, в самой колонии происходили политические неурядицы на почве вмешательства живших в ней генуэзцев во внутренние дела других народов и, наконец, восстания местных жителей против господства генуэзцев. В Матреге генуэзцы обосновались в начале XIV в., создав здесь свою колонию. В 1419 г. Матрега досталась представителю известной генуэзской фамилии Симону де Гизольфи, благодаря браку его сына Винченцо с дочерью и наследницей адыгского князя Берозоха. Таким образом, Гизольфи находились в двойной зависимости: с одной стороны, и главным образом, от кафского правительства, а с другой стороны от адыгских князей.

После Симона Гизольфи в Матреге правил Заккария Гизольфи, по-видимому, сын адыгской княжны, на которой женился Винченцо Гизольфи. Заккария, как он сам считал, был данником и вассалом тогдашнего соседнего адыгского князя Кадибельди. В 1457 г. последний, являясь сюзереном по отношению к Заккарию Гизольфи, восстал против него и захватил замок. Постройка крепости (замка) в Матреге была осуществлена незадолго перед этим при финансовой помощи Кафы. В документе говорится, что “воспользовавшись этим (захватом Кадибельди замка) народ той местности восстал против Кафы и овладел означенным замком вместе с князьями Зихии”. Таким образом, документ этот свидетельствует о восстании адыгского народа против генуэзцев и своих князей. Восстание было подавлено солдатами, присланными из Кафы, которая обязывала Заккария Гизольфи содержать в крепости наемных солдат из гарнизона Кафы. В Матрегу было отправлено оружие. Кафа в это время стояла во главе всех генуэзских колоний на Северо-Западном Кавказе.

На Черноморском побережье генуэзскими колониями была Мала, на месте нынешней Анапы, Калослимен (Бактиар) в Цемесской бухте (Новороссийск). Здесь генуэзцам удалось установить выгодный обмен с местными племенами (черноморскими адыгами). Другие генуэзские колонии представляли собой небольшие торговые фактории и стоянки судов для каботажного плавания.

Генуэзские колонии просуществовали на Северо-Западном Кавказе до конца XV века. После захвата турками Константинополя (1453 г.) начинается турецкое военное проникновение на Кавказ. Генуэзские колонии, с которыми адыгские племена поддерживали довольно тесные торговые отношения, были разорены, на их месте возникли турецкие крепости.

В какой-то степени эти сведения о продвижении генуэзцев из Крыма и Копы в глубь подтверждаются косвенными данными легендарно-фольклорного характера и даже археологией. Так, французский консул в Крыму Ксаверио Главани в 1724 г. в Черкесии видел кресты на могилах с латинскими надписями, а в Карачае в начале XIX в. было кладбище Гетмишбаш, где сохранялось много могил и надгробных камней, рассматриваемых карачаевцами как католические или «франкские». Ф. Дюбуа де Монпере сообщает легенду, записанную от генерала Энгельгардта - франки или генуэзцы обитали по всем долинам Северного Кавказа, «жилища франков заполняли главным образом долину Кисловодска, распространялись даже за рекой Кубанью». Со ссылкой на П. С. Палласа, Дюбуа де Монпере указывает, что Рим-гора близ Кисловодска служила убежищем для франков. Последнее вполне возможно. Обратим также внимание на то, что популярное на Кавказе наименование итальянцев как «франки» происходит от византийского названия французских наемников. Следовательно, обозначавший европейцев термин «франки» был кавказцами заимствован от греков-византийцев.

Археологические следы пребывания генуэзцев на Северном Кавказе до XV в. разнообразны, но не одинаково достоверны. К числу последних мы относим латинскую надпись на склепе с конической пирамидальной кровлей, входом и окном в верховьях речки Маджры, впадающей в Кубань. Надпись гласила: «Fausta Fortuna» («Фауста фортуна») и «I… CANTI» (имя? – В. К.). Но реальность этой надписи позже никем не подтверждена. Другой, также непроверенный, но реально существовавший памятник -каменное изваяние католического монаха в характерном длинном одеянии и бритой головой с тонзурой. Правая рука благословляет. Памятник зафиксирован в двух километрах от станицы Преградной в восточном Закубанье вполне в соответствии с той генуэзской дорогой, о которой писал М. Н. Каменев. Возможно, к функционированию упомянутой дороги и движению по ней товаров имеют самое прямое отношение некоторые импортные предметы из Белореченских курганов XIV-XV вв.: серебряное позолоченное блюдо венецианской работы, посуда венецианского стекла, женский халат из итальянского аксамитного бархата лилового цвета и т. д. Речь идет об уже упоминавшемся в первой главе владении Кремух на р. Белой, возглавляемом правителем Биберди. Не вызывает сомнений торговый обмен адыгского Кремуха с итальянскими колониями Причерноморья. К той же группе археологических реалий XIV в. западноевропейского - католического круга можно отнести бронзовые кресты-тельники с изображением Распятия из находок М. Н. Ложкина на Ильичевском городище в верховьях р. Уруп и Хумара на Кубани. Венецианское стекло, ценившееся очень высоко на международном рынке, оседало в могильниках XIV-XV вв. Западной Осетии - Дигории (например, в Махческе), и это говорит о проникновении итальянских товаров до Северной Осетии.

Сохраняющей значение работой по интересующей нас проблеме остается довоенная статья Е. С. Зевакина и Н. А. Пенчко «Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавказе в XIII-XIV вв.», хотя по ряду сюжетов она устарела и не отвечает современному состоянию источников. Зевакин и Пенчко приводят некоторые факты, ярко документирующие экспансию Венеции и Генуи на Северном Кавказе. Так, авторы установили, что на территории между Таной (Азов) и Севастополисом (Сухум) существовало 39 итальянских колоний, поселений и стоянок, из которых важнейшими были Тана, Севастополис, Копа и Матрега, через которые в Италию, Турцию вывозились рабы, хлеб, воск и другие товары. Подтверждаются очень интересные сведения Де ла Примоде о том, что генуэзцы ходили вверх по Кубани и добывали серебряную руду в горах Кавказа. Серебросвинцовое месторождение в верховьях Кубани есть, его разработка в Карачае велась до XX в. Поэтому данные о горных выработках генуэзцев в указанном районе звучат достоверно. Я не исключаю, чтоблагодаря присутствию генуэзцев получил свое название Сентинский храм, этимология которого может восходить к латинскому «Санта» - «святое», «святая». Поскольку Сентинский храм посвящен Богоматери и генуэзцы это наверняка знали, в их устах храм и сама вершина с храмом могли получить популярное название «Санта Мария».

Е. С. Зевакин и Н. А. Пенчко свидетельствуют о старинном торговом пути, шедшем по долинам Кубани и Теберды на Клухорский перевал и далее к Севастополису; «здесь же кончалась дорога через Рион в Имеретию и Грузию, которую часто посещали генуэзские купцы». Ясно, что для сношений с севером Кавказа этот путь был важен и не случайно в Севастополисе уже около 1330 г. находился епископ, а с 1354 г. – и генуэзский консул. Что касается Грузии, то ее сближение с католическими государями и церковью Запада началось в связи с борьбой с . В XIII-XIV вв. часть грузинского и армянского населения приняла католичество, а папа Григорий IX в январе 1240 г. направил восемь миссионеров с письмом к грузинской царице Русудан и ее сыну Давиду V. Как видим, католическая экспансия велась широким фронтом, охватывая весь Кавказ. На юге Кавказского хребта генуэзцы также организовали горные выработки. Есть сведения о том, что в Абхазии, в ущелье р. Гумиста находилась генуэзская колония, занимавшаяся разработкой свинцово-серебряной руды, а число шахт доходило до 15. Шло не только внедрение торговли в глубь Кавказа, но и освоение природных богатств. Все это означало одновременное расселение итальянцев по Кавказу.

Цитированный источник – единственный, свидетельствующий о том, что православие достигло границ Дагестана («часть верует по-гречески»), ибо, как видим, археологических памятников православия здесь пока нет.

Весьма важную информацию по интересующему нас вопросу содержит обращение папы Иоанна XXII к хану Узбеку в 1330 г. Папа рекомендует хану епископа Семискат-ского Фому Манказола, сделавшего много прозелитов среди алан Кавказа, венгров и малхаитов. Семискату отождествляли с Шемахой, что представляется сомнительным, во всяком случае, недоказанным Еще более сомнительным кажется заключение о том, что загадочная Семиската – это Самарканд. Исходя из данной локализации Семискаты, составлена карта миссионерских акции Фомы Манказола, аланы на ней в зону действий Манказола не попали, хотя они размещены между Нижней Волгой и Доном.

В нашем распоряжении есть некоторые археологические данные, позволяющие увидеть эту проблему под иным углом зрения и сопрячь нарисованный выше общеисторический фон событий второй половины XIII – начала XV вв. с конкретными реалиями. В том, что будет изложено ниже, не все является бесспорной истиной. Но предлагаемые нами реконструкции и интерпретации представляются вполне допустимыми и заслуживающими внимания, хотя и неоднозначного.

©сайт
создано на основе открытых данных в интернете

Византийцы были оттеснены в Малую Азию. Проход генуэзских кораблей в Черное море затрудняется из-за чрезмерных пошлин. В году венецианцы закрепляются в Солдайе (Судаке), которым владеют совместно с половцами (кипчаками). В году произошёл набег сельджуков на Судак. В году монгольские отряды Субудая и Джебэ берут Судак, и в году Судак захвачен татаро-монголами (до года). В году после похода в Европу Батый Золотую Орду . В году Генуя и Никейская империя заключают Нимфейский договор . За помощь Михаилу Палеологу в борьбе с Латинской империей генуэзцы получили исключительные права торговли на Чёрном море. Таким образом с XIII века Черное море, бывшее до того заповедным бассейном Византийской империи, стало доступным для итальянских купцов . С 1260-х годов начинается их активная торговая деятельность в Крыму и на других территориях Золотой Орды .

Опираясь на этот важный торговый форпост, Генуя проводила политику, направленную на достижение торговой монополии в Причерноморье. Византийский император Иоанн Кантакузин охарактеризовал цель этой политики следующим образом:

задумали они немало, они желали властвовать на море [Чёрном] и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежало только им .

Оригинальный текст (греч.)

ένενόουν γαρ ουδέν μικρόν, αλλά θαλασσοκρατεΐν έβούλοντο και Ρωμαίους απείργειν πλεϊν, ώς σφισι προσηκούσης της θαλάσσης.

В 1289 году в Кафу из Генуи был послан первый консул, а через год для города был выработан специальный устав и Кафа стала самоуправляющейся городской коммуной. А уже в 1293-1299 годах из-за торговой конкуренции произошла война Венеции и Генуи , сражения которой развернулись и на Чёрном море. По договору обе стороны разграничили сферы влияния в Крыму. Венецианцы были обязаны договором 1299 года не входить тридцать лет кряду в Черное море . Генуэзцы стали единственными хозяевами морских коммуникаций Северного Причерноморья и Крымского полуострова . Теперь Чёрное море было охвачено кольцом генуэзских станций, начиная от Перы на восток по малоазийскому берегу, по Кавказскому побережью, на Таманском полуострове , на обоих устьях Дона (Азовское море рассматривалось как расширение впадающего в Чёрное море Дона) и по западной береговой полосе - от устья Днепра - через Килию опять к Босфору .

В 1343 генуэзцы обосновались в Чембало (ныне Балаклава), в - Солдайю (современный Судак), вытеснив оттуда венецианцев. Возникли новые колонии генуэзцев: Воспоро (на территории современной Керчи), Тана (в устье Дона), Джинестра (на территории современной Одессы). Их агентства были в городах Матрега (ныне Тамань), Копа (ныне Славянск-на-Кубани) и т. д.

На другом конце Крыма важным опорным пунктом для генуэзцев стал порт Воспоро (Керчь), порученный во владение генуэзским консулам из рук золотоордынского хана вместе с обязательством по созданию в городе ханской таможни . Именно с этих пор на итальянских картах город стали называть Воспро, Черкио или же Порт Святого Иоанна. В июне 1365 года генуэзцы захватывают ослабленную татарскими набегами и внутренними раздорами Сугдею (Солдайю, ныне Судак), вытеснив оттуда венецианцев, а в 1380 году добились от хана Тохтамыша заключения соглашения, в котором тот признал все их территориальные захваты в Крыму . «Великая коммуна Генуи» закрепила за собой Судак с восемнадцатью селениями и территорию Южнобережья от Фороса до Алушты включительно, получившее у них название «капитанство Готии». Генуэзцы получили юридическую власть над всей территорией Готии - приморской и горной. Однако фактическую власть они могли осуществлять только над Приморской Готией (Gothia Maritima), то есть над Южным берегом Крыма .

Наиболее крупной колонией была Каффа , являвшаяся развитым центром ремесла. После падения Византии в Генуя уступила черноморские колонии своему банку Сан-Джорджо (банк Св. Георгия ). Международное положение колоний ухудшилось: усилилось военно-политическое давление Крымского ханства , обострились отношения с княжеством Феодоро в Крыму.

Кафская администрация при консуле состояла из совета провизоров (попечителей) и совета старейшин, наблюдавших за надлежащим решением наиболее важных общественных проблем. Также консулу подчинялся штат из 16 судей (синдиков ), 2 управляющих финансами (массариев ), военного начальника города, командира наёмного войска, полицмейстера и базарного пристава. При всём многообразии выполняемых ими задач конечная цель деятельности этих чиновников сводилась к всемерному содействию торговым делам фактории. В XIV-XV веках кафский консул был верховным правителем причерноморских владений Генуи. В документах того времени его называли «главой Каффы и всего Черного моря » , «Главой Газарии» .

Все южнобережные колонии Генуи объединялись в единое военно-административноt образование - Капитанство Готия (Capitaneatus Gotie), также известное как губернаторство Готия , призванное обеспечить безопасность каботажного плавания между Чембало и Боспором. Согласно данным Устава «Statutum Cephe », административное управление генуэзской Готии состояло из 4 консульств (Consulatus Gorzoni (Гурзуф), Consulatus Pertinice (Партенит), Consulatus Jalite (Ялта), Consulatus Lusce (Алушта)). Капитан Готии осуществлял военно-полицейские функции на этой территории во взаимодействии с консулами и находился в подчинении консула Кафы и его викария (заместителя). При этом его фискальные возможности ограничивались взысканием штрафа, не превышающего 40 аспров .

Генуэзские власти, встревоженные захватом в 1308 году Кафы войсками хана Тохты и разразившимся в 1313 году противостоянием с Византией и Трапезундом , создали в ноябре для учёта дел «Трапезунда, Персии, Турции и всего Черного моря» специальную комиссию из восьми «мудрых» (sapientes), которая бы ведала всеми делами генуэзцев в Крыму и на Чёрном море, - Оффиция Газарии (Officium Gazariae) . Возникшая после 1363 года Оффиция Романии (Officium Romaniae или Officii Provisionis Romanie - Оффиция Попечения Романии ), постепенно заменила ранее созданную Оффицию Газарии . После падения Констатинополя , 17 ноября 1453 года Генуя уступила непосредственное управление черноморскими колониями своему банку Св. Георгия (тогда именовавшемуся Officium comperarum или же Casa di San Giorgio ).

Панорама Генуэзской крепости в Судаке

Изучение

От генуэзского периода в Крыму сохранились остатки крепостных стен, башен и дворцов в Каффе и Чембало , построенные под руководством итальянских архитекторов крепость и консульский замок в Солдайе . В 1951 году в Феодосии на территории генуэзской крепости велись археологические раскопки, давшие ценный материал для изучения истории города, его ремесла и торговли.

Список генуэзских колоний в Северном Причерноморье

Устье Днестра
- Самастро (Монкастро) - Samastro (Moncastro; Белгород-Днестровский)
Побережье Одесского залива
- Джинестра - Ginestra (Одесса -Лузановка)
Устье Дуная
Крым :
Устье Дона
Территория нынешнего Краснодарского края
- Матрега - Matrega (Тмутаракань) (ныне станица Тамань)
- Копа - Copa (Копыл , ныне город Славянск-на-Кубани)
- Мапа - Mapa (Анапа)
- Бата - Bata (Новороссийск)
- Касто - Casto (Хоста)
- Лияш - Layso (Адлер)
- Мавролако - Mavrolaco (Геленджик)
Абхазия - Abcasia (Цандрипш)
Какари - Chacari (Гагра)
Санта-София - Santa Sophia (Алахадзы)
Песонка - Pesonqa (Пицунда)
Каво-ди-Буксо - Cavo di Buxo (Гудаута)
Никопсия - Niocoxia (Новый Афон)
Себастополис (Сухум)
Ло Вати (Батуми)

Хронология

Год	Событие
	Император Византии Мануил Комнин разрешил генуэзцам плавать через Босфор и посещать Черноморское побережье
	Четвёртый Крестовый поход : Крестоносцы берут штурмом Константинополь , где сажают своего императора . Византийцы оттеснены в Малую Азию. Проход генуэзских кораблей в Черное море затрудняется из-за чрезмерных пошлин.
	Венецианцы закрепляются в Солдайе (Судаке), которой владеют совместно с половцами (кипчаками)
	Набег сельджуков на Судак
	Монгольские отряды Субудая и Джебэ берут Судак
	Судак захвачен татаро-монголами (до г.)
	После похода в Европу Батый основывает в степях татаро-монгольское государство - Золотую Орду
	Генуя и Никейская империя заключают Нимфейский договор , по которому генуэзцы получают исключительное право на плавание в Черном море в обмен на помощь византийцам при отвоевании Константинополя.
	Восстановление Византийской империи: отвоевание Константинополя Никейской империей (правда, помощь Генуи не понадобилась)
	Для противовеса генуэзцам византийский император допускает в Черное море также и венецианцев
	Генуэзцы основывают свою первую и главную колонию в Причерноморье - Кафу (на месте древней Феодосии)
	Венецианский консул в Солдайе
	Генуэзская колония в Монкастро (Самастро)
	Судак захвачен татарским темником Ногаем . Также разорены Кырк-Ор , Херсонес , Кафа , Черкио
	Основание Каффской католической епархии
	Генуэзцы обосновываются в Воспоро (Черкио)
	Образование итальянской колонии в Трапезунде
	Учреждение католических епархий в Воспоро и Сарсоне (Херсонесе)
	Образование венецианской колонии в Азаке (Тана). Позже тут же возникнет и генуэзская колония
(1343)	Захват генуэзцами Сюмболона (Чембало)
	Хан Джанибек разрушает колонии в Тане
	Хан Джанибек осаждает Кафу
	Учреждение католического архиепископства в Матреге
	Чембало : начало строительства крепости и учреждение католической епархии
	Учреждение католической епархии в Мапе
	Поход князя Литовского Ольгерда на Крым
	Судак переходит к генуэзцам; учреждение здесь католической епархии
-	По ряду договоров Южный берег Крыма от Кафы и Солдайи до Алушты и Чембало переходят генуэзцам.
	Крым и Кавказ опустошены войсками Тимура , особенно пострадали христиане ; христианство в большинстве районов Северного Кавказа было уничтожено.
	Великий князь Литовский Витовт дошел до Кафы, взял Кырк-Ор и разрушил Херсонес
	Херсонес окончательно разрушен темником Едигеем , после чего уже не восстанавливался.
	Восстановление крепости Феодоро (Мангуп) в горном Крыму
	Правителем Матреги в результате брака с черкесской княжной становится представитель генуэзского рода Гизольфи
	Хан Хаджи-Гирей добивается независимости Крымского ханства от Золотой Орды
	Упоминаются генуэзские консулы в Кафе, Трапезунде , Тане, Чембало , Солдайе, Самастро, Коппе , Севастополисе , Синопе .
	Взятие турками Константинополя - крах Византийской империи, после чего Генуя продает колонии своему банку Сан-Джорджо
	Отбита турецкая атака на Кафу
	Турки захватывают Трапезунд
	Крымское ханство попадает в зависимость от Османской империи
	Турецкий десант в Крыму . Сдается Кафа , взяты штурмом Судак , Чембало , Алуста (Алушта).
	Турками захвачена Матрега .
	Турецкая армия переходит Дунай и берёт Килию и Белгород (Аккерман). Османская империя берёт под контроль всё черноморское побережье

Напишите отзыв о статье "Итальянские колонии в Северном Причерноморье"

Ссылки

Литература

Гавриленко О. А. // Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна. – № 945. – Серія «Право». – 2011. - С. 49-53 .
Гавриленко О. А. // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Сер. «Юридические науки». – Т. 24 (63). – 2011. – № 2.. - С. 17-22 .
Зевакин Е. С., Пенчко Н. А. Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавказе в XI и XV веках // ИЗ. - T. 3. - М., 1938.
Секиринский С. Очерки истории Сурожа IX-XV веках. - Симферополь, 1955.
Соломин А. В. Христианские древности Малой Абхазии. - М., 2006.
Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. - М-Л., 1935

Примечания

Волков М. - Записки . Т. 4, Отд. 4-5. Одесса. 1860
// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Из истории средневекового Крыма: высшие официалы генуэзской Кафы перед судом и наветом [Текст] : [О консулах - высших должностных лицах генуэзской колонии в Причерноморье] / С.П. Карпов // Отечественная история . - 2001. - N1. стр. 184-187
Егоров В. Л. - Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. - М .: «Наука », 1985. Глава третья. Города Золотой Орды и некоторые вопросы экономической географии государства:, раздел «Крым».
G. Pistarino , Pagine sul medioevo a Genova e in Liguria. - ed. Tolozzi, 1983
Скржинская Е. Ч. . - ВВ , I, 1947. стр. 228
А. Р. Андреев . История Крыма. - М ., «Монолит-Евролинц-Традиция», серия «История и страна», 2002 год. стр.45
Мартин Броневский . - Записки Одесского общества истории и древностей . Том VI. 1867. - с.344
Фадеева Т. М., Шапошников А. К. Княжество Феодоро и его князья. - Симферополь: Бизнес-Информ, 2005. стр. 124
Кулаковский Ю. А. «[Прошлое Тавриды: Краткий исторический очерк]» (Киев , ; 2-е изд., доп. - Киев, . Глава ХV)
Катюшин Е. А. Феодосия. Каффа. Кефе: Исторический очерк. - Феодосия: Издат. дом «Коктебель», 1998.
Типаков В.А. - Культура народов Причерноморья. 1999. N6. стр. 218-224
Бочаров С. Г. Фортификационные сооружения Каффы (конец XIII - вторая половина XV вв.) - СПб. , 1998. стр. 82-166
Трапезундская империя и западноевропейские государства в XIII-XV вв. / С. П. Карпов . - М .: Изд-во МГУ, 1981. - 232 с. - 1770 экз. , Глава III. Трапезундская империя и Генуя
Карпов С.П. - Византийский временник . Том 62 (87).2003. стр. 176-177
Типаков В. А. Общины Готии и Капитанство Готии в уставе Каффы 1449 г.//Культура народов Причерноморья, 1999, N6, стр. 218-224

Отрывок, характеризующий Итальянские колонии в Северном Причерноморье

– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»

Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.

От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.

Укрепленные торговые центры генуэзских купцов в 13 15 вв. Центр Кафа (современная Феодосия). Вели посредническую торговлю со странами Зап. и Вост. Европы, в т. ч. в русских землях. В 1475 захвачены и разгромлены Турцией … Большой Энциклопедический словарь

Укрепленные торг. центры генуэзских купцов в 13 15 вв. Расширяя сферу торг. операций после крестовых походов и борясь против соперничавшей с ними Венеции, генуэзцы, стремившиеся при поддержке Визант. империи монополизировать торговлю на Черном м … Советская историческая энциклопедия

Укреплённые торговые центры генуэзских купцов в XIII XV вв. Центр Кафа (современная Феодосия). Вели посредническую торговлю со странами Западной и Восточной Европы, в том числе в русских землях. В 1475 захвачены и разгромлены Турцией. * * *… … Энциклопедический словарь

Укрепленные торговые центры генуэзских купцов в 13 15 вв. Генуэзцы в 1266 добились от ставленника Золотой орды (См. Золотая Орда) в Крыму Мангу хана передачи им во владение Кафы (современная Феодосия), ставшей позже центром их колоний. В… … Большая советская энциклопедия

Значение североитальянских торговых республик проистекает не только из участия в иберийских заокеанских кампаниях, но и из собственной колониальной деятельности, особенно активной в период Высокого Средневековья. В этот период формируется система … Википедия

Кр … Википедия

Запрос «Каффа» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей … Википедия